Глава2

Семья Барко

Это произошло 2 апреля 1930 года.

Через три дня после решения за №9 Попаснянского райисполкома от 27/03/1930 г. приходят за семьей Барко (рис. 8, 9 [15]).

Рис.8 Протокол закрытого заседания райисполкома о раскулачивании и выселении из Попаснянского р-на в 1930г.

Приказывают собрать некоторые личные вещи и с тремя детьми (5лет, 2 года и 10 месяцев (рис.3 )) вывозят из хутора на станцию.

"Всех загрузили в вагоны с двухэтажными нарами, - говорит Удод А.И. - этим эшелоном наши семьи вывозят в Сибирь. Там наши пути расходятся, нас направляют на поселение на Алтай, а их дальше в Нарым" [7].

Для семьи Барко дорога в Нарымский край занимает около 2-х месяцев. Похоронив в мае сначала среднего сына (рис. 10), а через неделю младшенькую дочь (рис.11,12,13) довозят в вагонах до Томска, потом на Саралинские золотые прииски в пос.

Рис.11

Некрасово Хакасского р-на. В 1931 г. переводят в Шерстобитовскую поселковую комендатуру Пудинской участковой комендатуры, в 1932 г. в Васюганскую участковую комендатуру и в 1934 г. переводят в пос. Усть-Чижапка Каргасокской участковой комендатуры (рис. 14, 15, 16, 17, 18).

Но даже в ссылке пригодились знания Ивана Андреевича, полученные в 1918г. в с/х училище в г. Яма и его назначают агрономом трудпоселений Каргасокской участковой комендатуры. Для этой трудолюбивой семьи все начинается сначала. Завели себе хозяйство, в 1932 г. рождается дочь - Лилия ( моя мама).

начало 1935г., п.Усть-Чижапка                                                    На  елке в школе моя мама Лилия с братом Николаем,  п. Усть-Чижапка, 1935-37гг.

Интересные документы сохранились в архиве Лилии Ивановны. Это нормы выработки, тарифная система спецпоселенцев (рис. 19, 19а), урожайность с/х культур (рис. 20), распоряжения комендатуры (рис.19б), акты обследования всхожести с/х культур (рис. 19в), а также справка о налогообложение семьи (рис. 21). Мало того, что у них отобрали все имущество при раскулачивании, так они должны были платить все налоги (сельскохозяйственный, культсборы, страховку и другие платежи).

В 1934 г. на семью Барко насчитали 714-09 руб. налогов и др. платежей [21].

Из воспоминаний Лилии Ивановны: "Мы были за тысячи километров от Родины, но отец держал связь с друзьями и родственниками. Сохранились письма к Ивану Андреевичу от его отца, который сумел выехать в г. Артемовск до раскулачивания сына и от брата, который выехал в Сталинград и работал на заводе.

О чем они писали, чем интересовались?

Обычные письма. Поздравляли с праздником Троицы, спрашивали о здоровье, о жизни на Родине, о судьбе родственников которых или выслали, или судили ("...туда заехал не по собственному желанию, а судьба его завизла (5 лет)... Письма пиши простые, если хотя кто и прочитает чтобы ничего не поняли, а то здесь плохих людей хватает..." (рис. 22).

Очень интересовались ценами на продукты и, в особенности на хлеб (рис. 22 [21]).

На основе этих писем можно составить сравнительную таблицу: 

Зоя Викторовна Гусарова, Нюра Горбунова, Мунира Богоудинова, фото 21.07.1935г.                  

 Неизвестна последовательность кто как сидит

Началась война. Брат сразу поступил в Томске в фельдшерскую школу. Получил освобождение со спецпоселения (рис. 30). В школе я проучилась до 6 класса (рис. 31 ,32). Училась на обложках тетрадей, которые остались от отца, с его записями. Одноклассники завидовали мне, так как обложки тетрадей были чистыми (рис. 33). Собирали колоски на колхозных полях [14]. По окончании фельдшерской школы брата в мае 1944 г. призвали в армию, воевал под Кенигсбергом. Писал письма, в которых сообщал, что все хорошо и "кушать хватает. О хлебе даже не думаю, потому, что, сколько хочешь столько и кушаешь" (см. письмо с фронта, рис. 34).

Голодное детство не идет из памяти всю его и мою жизнь.  

Зимой был тяжело ранен, но выжил. Долго лечился в госпитале в г. Кунгур эвакогоспиталь 5935 (рис.35). Из ушедших на фронт из пос. Усть-Чижапка живым остался лишь мой брат".

По данным Каргасокского райотдела статистики из района на фронт ушло 6157 человека, из них безвозвратно -2618. Каргасок принял эвакуированный Украинский театр им. Шевченко, а в п. Усть-Чижапку, Новоюгино и Вертикос были доставлены дети из блокадного Ленинграда, Смоленска, Азербайджана [28].

В пос. Усть-Чижапка рядом со зданием НКВД, магазином и школой находился детский дом (фото1) и (фото2) .

Из трудовой книжки прабабушки Барко М.А. узнаем, как премировались работники детского дома в 30-40-х годах (рис. 37), а также то, что они были введены Постановлением СНК СССР от 20.12.1938 г. с 15.01.1939 г. (рис. 38). За выдачу книжки оплата - 50 коп., за утерю - штраф 25 руб.

"На нашу семью органами НКВД была заведена карточка спецпереселенки под №225095. Там есть одна запись, которая касается меня, - говорит Лилия Ивановна, - в графе снятия с учета спецпоселения говорится, что "Не установлен "[9 ,10] (рис. 39). Как получилось, что я исчезла с поля зрения органов НКВД? Ребенку это оказалось легче. Добрые люди посоветовали ехать на Украину к брату, который после ранения на фронте возвратился в Артемовск.

Мой путь лежал на пароходе к Новосибирску. В Новосибирске я бегала на железную дорогу, где впервые узнала, что это такое.

До сих пор я помню свое разочарование от увиденного, так как детское воображение вкладывало в слова "железная дорога" другое содержание. Из Новосибирска на поезде сообщением "Новосибирск-Москва" с двумя пересадками доехала до Артемовска. В пути у меня украли один чемодан с вещами отца.

Как мне было обидно... но мне удается бежать, я встретилась с братом в октябре 1946 г. и мы стали жить вместе. Но мама оставалась в ссылке. Брат окончил курсы шоферов, меня устроил в школу, я пошла в 6 класс.

На Украине 1946 г. был неурожайным. Трудные послевоенные годы были. Продолжала существовать карточная система распределения продуктов.

Отоваривались они очень плохо. Выдавали (за деньги) работающим - 300гр. хлеба, на детей -150 гр. и немного камсы. Вот все, что мы с братом получали. Базар был дорогим. Хлеб серый (круглый) стоил 300 руб., 1 ведерко картофеля -150 руб. Питались плохо и весной 1947 г. я была пухлая от голода. Как выжили только нам с братом знать. Зато осенью 1947 г. все уродилось, а в декабре отменили карточки, но у меня сохранились карточки на следующий месяц - январь 1948 г. Может быть и сохранились потому, что их отменили (рис. 40). 

Маме удалось освободиться из ссылки только через 1.5 года, весной 1948 г. В личном деле [10] спецпереселенки хранится документ от 28.08.1947г. " в отношении спецпереселенки бывшей кулачки о снятии с учета спецпоселения Борко М.А.". Нет там и упоминания обо мне (рис. 41). Так наверное задумывалось властью, чтобы одно словосочетание этих слов вызывало у человека дрожь в теле. Стали жить втроем - вся семья вместе, но без отца.

Мама продолжала узнаваться о судьбе своего мужа, о котором в приведенном выше заключении говорилось, что: " в 1937 г. Барко Иван Андреевич арестован как враг народа и место пребывания его не известно".

Писала письма прокурору СССР и Ворошилову. Они и до сих пор хранятся в архивном деле [12] (рис. 42).  

                            Рис.42

Получила ответ и справку о смерти, которая со временем оказалась очередным враньем" (рис. 43).

И только сейчас стал достоянием гласности рассекреченный документ КГБ СССР 1955 г.," разъясняющий процедуру ответов по запросам граждан о судьбе родных" (Приложение 6, [20]).

Такие лживые справки, даже о смерти, получили миллионы граждан, которые поверили в термин про так называемый "культ личности", а на самом деле в очередной раз обманутых коммунистической системой, которая попробовала оправдать свои кровавые преступления. Ведь даже в речи Хрущева ХХ съезду КПСС говорилось: "Представим себе на минуту, что бы получилось, если бы у нас в партии в 1928-1929 годах победила политическая линия правого уклона, ставка на "ситцевую индустриализацию", ставка на кулака и тому подобное... не было бы колхозов, мы оказались бы обезоруженными и бессильными перед капиталистическим окружением" [36]. Рис. 47

"Такую же справку получила на отца Воробьева Василия Ивановича - Ульяна Васильевна, - рассказывает Лилия Ивановна, - прошло почти 65 лет и только сейчас мой сын разыскал Ульяну Васильевну в Новосибирске, и она узнала от него о новом приговоре, про ст. 58-10 и расстрел своего отца в 1938 году, а не в 1940 г. как написано в справке о смерти [19].

А недавно удалось найти племянника Леончика Ивана Наумовича, расстрелянного вместе с моим отцом. Его брат, в 30-е годы, старался, по горячим следам, справиться про его судьбу, но ему заявили "будешь искать - самого посадим". На этом все тогда и закончилось (рис. 45, [22]).

В поиске сыну помогло то, что в архивно-следственных делах, с которыми мне удалось ознакомиться, были подшиты письма родственников, которые в 50-е годы искали своих близких. Очень помог Интернет, т.к. приходилось вести переписку от Украины до Сахалина. Ульяна Васильевна выслала фотокарточку отца и рассказала, что после ареста отца, а мама умерла раньше, ее с братом направляют в детский дом. Ее в один, а брата в другой и только в 70-х годах через областную газету она его находит. Про свою тяжелую жизнь она рассказала в письме, которое я получила" (рис. 46).

Все это происходило, как сейчас стало известно, в соответствии с решением Политбюро ВКП (б) от 5.07.1937г. (рис. 47) и приказа НКВД от 15.08.1937 г. Приложение 7. А судьба свела их в лагере в Дальневосточном крае на Артемовских приисках, 2-е отделение Дальлага НКВД (рис. 48). Особый интерес представляет учетно-статистическая карточка с указанием особых примет моего прадеда (рост, цвет глаз и т.д.) (рис. 49).

Рис. 49 Учетно-статистическая карточка из архивно-следственного дела на Барко И.А.